
Газета "Северная Осетия" Май 2005 г.
Из легендарного поколения, «мальчишками ринувшегося в войну», – и народный артист РСО–А, актер, режиссер, драматург, директор и художественный руководитель Дигорского государственного драматического театра Давид Иласович Темиряев. Осетинское театральное училище он окончил в грозном 1942 году, и в том же году его призвали в действующую армию. Было ему тогда неполных восемнадцать…
И пережитое на фронте навсегда врезало в его сердце огненный след. А событиям Великой Отечественной позже, годы спустя, он посвятил четыре своих пьесы – «Плач фандыра», «Сильнее смерти» («О них забывать нельзя»), «Орлиную гору» и «Клятву». События последней из этих пьес разворачиваются все в том же суровом 42-м на оккупированной территории Северной Осетии, а героями ее стали расстрелянные гитлеровцами юные подпольщики из Чиколы – Ханафи и Омарби Гасановы. В свое время она с успехом шла на сцене Осетинского театра – и в ней блистали Владимир Тхапсаев и Коста Бирагов.
А 29 апреля премьера «Клятвы» состоялась и в Дигорском госдрамтеатре. И показала: эта драма, повествующая о мужестве и патриотизме, сегодня звучит более чем современно. Напоминая внукам солдат «войны народной, священной войны» о величии подвига их дедов – и о том, что мы, сегодняшние, не имеем права забывать ни об этом подвиге, ни о горькой, кровавой и тяжкой цене, которой была добыта нашим народом Победа…
– Никаких подвигов на фронте я не совершил. Попал в Краснодарское пулеметно-минометное училище. Когда мы, его курсанты, покидали оставленный нашими отступавшими частями город, с другой стороны в него уже входили немцы. Мы попали в окружение – и с трудом пробились к своим… Тогда, в семнадцать лет, я и увидел собственными глазами, что такое война, как на ней умирают люди и как это страшно. И понял, что нет в ней ни красоты, ни романтики, которые так любят показывать в кино… А еще видел, как непросто человеку бывает сохранить среди этого ада живую душу и удержаться на грани, отделяющей его от зверя. Ведь на войне, пусть даже во имя самой святой и благородной цели, он все-таки вынужден убивать – и в этом самая большая и страшная ее трагедия, – вспоминает сегодня Давид Иласович. – Много позже я попробовал «переплавить» пережитое и увиденное тогда в повесть – но не смог, отложил…
А потом довелось поколесить по Северному Кавказу в составе ансамбля песни и танца, который выступал и перед солдатами на передовой, и в госпиталях перед ранеными, и перед теми, кто трудился в тылу и кому приходилось в те дни ненамного легче, чем на фронте…
С каким нетерпением ждали тогда во фронтовых блиндажах и землянках таких приездов артистов, с каким восторгом их встречали и как неистово аплодировали концертам, проходившим подчас под «аккомпанемент» артиллерийской канонады и разрывов мин, – описать может, наверное, только зритель, не единожды бывший тому свидетелем сам. Зритель, сберегать которому в сердце живой огонь той самой высокой человечности, без какой, убежден наш собеседник, нет и человека, помогало там, в окопах, и осознание того, что его Родина, которую он защищает, – это еще и родина великой, древней и богатой культуры. Родина русских былин и нартского эпоса, родина Пушкина и Коста, Чехова и Толстого, Чайковского и Мусоргского, Станиславского и Эйзенштейна. И этот же зритель, не стыдясь, смахивал на таких концертах с глаз слезы при звуках «Синего платочка» и «Катюши», переписывал ночью при свете коптилки из фронтовой газеты строфы легендарного симоновского стихотворения «Жди меня» и сурковской «Землянки», чтобы послать домой – жене или невесте. А на дне вещмешка нередко бережно хранил подобранный где-нибудь в сожженном фашистами селе, на развалинах сгоревшей школы или колхозной библиотеки томик любимого писателя или поэта…
– Все то, что сейчас делается в стране для ветеранов, нужно даже, может быть, не столько самим ветеранам той войны, сколько молодежи. Потому что наши младшие должны знать, как была завоевана Победа, и помнить имена тех, кто ее приближал. И главный залог того, чтобы память эта жила – не от случая к случаю и не от одной «круглой» даты к другой обращаться к событиям тех лет и их героям, а рассказывать об этом молодежи постоянно. Тем более, что в последние десятилетия огульной «переоценки ценностей», происходящей в нашей стране, иные современные «толкователи» истории Великой Отечественной молодежь откровенно запутывают, искажая эту историю, – считает Давид Темиряев. – И от литературы, театра, кино здесь тоже очень многое зависит. Они должны нести молодым поколениям правду о войне – неприукрашенную, не кутающуюся в одежды ложной героики, но и не умаляющую того подвига, который совершил в те годы наш народ… На войне было все – и кровь, и боль, и страдания, и смерть, и по-настоящему беспримерное мужество… И милосердие человеческое.
Когда я, работая над своими «военными» пьесами, знакомился в архивах со сделанными «по горячим следам» записями рассказов людей, переживших на территории Осетии фашистскую оккупацию, меня потряс один случай, произошедший тогда в Алагире. Комсомолка-учительница вспоминала, как к ней пришел немецкий офицер и предупредил: «Я должен вас арестовать, но если я это сделаю, вас расстреляют. Уходите». Этот человек, в сущности, спас ей жизнь – как оказалось, он был коммунистом-антифашистом… И это – тоже штрих к «портрету» той войны. К «портрету», создавая который на сцене, в кино или на страницах литературного произведения, нельзя забывать: он не может быть написан одной только черной или одной только романтически белой краской…
Е. КОВАЛЕНКО.